Парашюты рванули и приняли вес…
В семьдесят восьмом году началась концентрация войск на южных рубежах Советского Союза. По согласованию с афганским правительством проводились совместные военные учения. Более того, непосредственно на территорию Афганистана засылались наши партизаны, «мусульманские батальоны». Там побывал мой двоюродный брат. Когда он вернулся, отец его подробно расспросил и принял решение: «Счастливая жизнь здесь закончилась, надо уезжать». Ему было за шестьдесят, он все понимал и предвидел. Продали дом и все нажитое и отправились на Южный Урал. Здесь купили новый дом в небольшом городе рядом с крупным индустриальным центром, где когда-то в молодости отец учился и строил завод. Естественно, стал приноравливаться к другим условиям. Прежде всего меня поразили мальчишечьи законы – схватился с пацаном, а на меня набросились пятеро его друзей. У нас в Узбекистане дрались только один на один. Пришлось учиться противостоять численно превосходящим силам противника. Занялся рукопашным боем. Года через полтора бил каждого.
К семнадцати годам почувствовал приближение армии. Служить хотел – наше государство я с детства воспринимал как гарантию устойчивой, благополучной жизни. Огромное красное пятно на глобусе – моя родина, защищать ее – дело чести. После фильма «Зона особого внимания» задумал стать десантником. В восемьдесят втором увидел похороны солдата, воевавшего в Афгане. Страха не почувствовал, напротив, понял, что мне надо туда, и именно в воздушно-десантные войска или, как мы их потом называли, Войска Дяди Васи в честь основателя ВДВ Василия Филипповича Маргелова. Стал усиленно готовиться, увлекся прыжками с парашютом, атлетической гимнастикой. Мое желание сбылось.
Фильм Федора Бондарчука «9 рота» в первом приближении дает представление об афганской войне, но на самом деле все было гораздо прозаичнее и жестче. Достаточно вспомнить две недели в декабре восемьдесят четвертого года, когда наша десантно-штурмовая бригада (три штурмовых батальона, артдивизион, две минометные, реактивная, противотанковая батареи, танковый взвод, вертолетная эскадрилья и несколько спецподразделений, всего полторы тысячи человек) участвовала в крупной армейской операции в юго-восточной части Афганистана на границе с Пакистаном. Эти провинции были самыми беспокойными, там постоянно происходили боевые действия. Задачи, стоящие перед бригадой, состояли в уничтожении военных баз, укрепрайонов, коммуникационных путей и караванов моджахедов.
В начале декабря мы выдвинулись в горную местность в район населенного пункта Норай, расположенного на стыке караванных путей. Автомобильных дорог там практически не было. Продвигались по берегу реки, от которой вверх к перевалу через гору Норай уходила единственная тропа. Дальше за ущельем, в просторной лощине, находился караванный перевалочный пункт Алихейль, от которого шел спуск к границе с Пакистаном. Бригада заняла всю территорию крепости, построенной англичанами еще в XIX веке, когда они со стороны Пакистана вошли в Афганистан. Сама крепость представляла собою мощное фортификационное сооружение с высокими стенами толщиною до двух метров. Примерно в семи километрах от нее в восточном направлении находилась невидимая граница Афганистана с Пакистаном. На картах она обозначалась как линия Дюранда. Непосредственно перед границей располагались боевые позиции и укрепрайоны душманов, а за ее линией на территории Пакистана прятались их тренировочные базы.
Я служил в спецподразделении – разведывательной роте. По пути следования бригады часть нашей роты охраняла комбрига и штаб, а две другие группы разведчиков продвигались в дозоре, исследуя периметр дислокации и предотвращая засады и внезапные нападения противника. Разведрота являлась передовым отрядом бригады. Обнаружив боевую базу душманов, мы сообщали ее координаты командованию артиллерийских и авиационных частей, дожидались подхода основных подразделений и вступали в боевое столкновение с противником. Вообще же в основные задачи нашей роты входили сбор и реализация разведданных, выставление засад на караванных тропах, поиск баз и арсеналов, сопровождение и прикрытие группы армейских саперов, которые устанавливали минные системы «Охота», «Охота-1». Очень коварные системы: мины занимали обширные площади, и, если в эти поля попадали отряды духов, живыми оттуда выползали всего процентов двадцать.
Но чаще разведчики работали по следующей схеме: «вертушки» сбрасывали нас в условленном квадрате X, и мы своим ходом продвигались на несколько километров в квадрат Y. Занимали удобную позицию и несколько суток высматривали караваны и банды душманов. На задании почти не спали, нас спасали специальные таблеточки, которые запивались водой, обеззараженной пантоцитом. И только после войны мы поняли, что иногда нас пользовали особыми психотропными препаратами. По крайней мере дважды нам делались «прививки от желтухи». Внезапно в роте появлялись незнакомые врачи – такие могучие мужики в белых халатах – с пневматическими шприцами. Следом звучала боевая команда, мы прыгали в «вертушки», и нас охватывало ощущение глубокой силы, покоя и ясности. Когда начиналась стрельба, страха не было, напротив, бойцов начинал разбирать смех, веселье, возникало какое-то прикольное состояние. Правда, после возвращения в бригаду все погружались в состояние опустошения и полной потери тонуса.
Обосновавшись в Алихейле, группа разведчиков вышла в дозор. Было пять часов утра, наиболее удобное для нас время, поскольку духи предпочитали «работать» до двух часов ночи. Из-за нехватки витаминов в горных условиях большая часть афганцев страдает куриной слепотой. Зато наши чувствовали себя увереннее именно ночью. И вот мы движемся по верхней кромке ущелья по вырубленной тропе, шириной три-четыре метра. Слева – стена, справа – пропасть. В подобных условиях движение любого транспорта исключено, в лучшем случае используются вьючные животные. Я шел впереди и обнаружил растяжку – колышек с закрепленной на нем струной, уходящей в каменную стену, в которую замуровывается снаряд. Так делалось для того, чтобы при взрыве обвалившаяся стена свалилась в пропасть, погребая под собою живую силу и технику. Я остановился рядом с колышком и стал предупреждать каждого проходящего бойца: «Внимание, растяжка». Старался говорить отчетливо, но негромко. Бойцы обходили меня справа, ближе к пропасти, и следовали дальше, а я стоял и охранял растяжку, пока не пройдет последний.
В эту операцию мы взяли для обкатки несколько молодых десантников, в том числе бойца по фамилии Ряжкин. Он шел третьим-четвертым, когда я вполголоса приговаривал «Ра-стяжка, вни-ма-ние». Может, парень не до конца проснулся, но ему послышалось: «Ряжкин, ко мне». Он рванулся вперед, и только в последний момент я скомандовал: «Стой!». Он остановился вплотную к струне и невольным движением сбил ее ногой. «Стой» услышали все, оглянулись, замерли. (В горах эта команда исполняется немедленно: неподвижная фигура сразу теряется на перекрестье теней и цветовых пятен, а наиболее заметна как раз движущаяся цель.) И тут отчетливо прозвучал щелчок. Я увидел, как люди стали прозрачными, потом еще не раз эта галлюцинация возвращалась ко мне, как дыхание смерти, – мгновение показалось вечностью, но взрыв не случился.
А у меня сработала запоздалая реакция – я побежал и истошно заорал. По краям обрыва стояли столбики, между которыми натягивались веревки, чтобы верблюды и ослы не скатывались в пропасть. Я врезался в один из них, сломал его пополам, упал на пятую точку, замер и стал тупо смотреть на алую корону торжественно восходящего солнца. Ко мне подошел друг: «Вставай, надо идти». Я задумчиво отвечаю: «Почему она не взорвалась?» – «Ну, хватит, пошли, не переживай, на наш век еще хватит, взорвется другая…» Позже так и случилось, мой друг подорвался на мине. Погиб на месте. А тогда мы быстро добрались до высотки, где накануне шел тяжелый бой. Там закрепилась одна из частей нашей бригады. Мы уже знали, что многие в том бою погибли, включая недавно прибывшего из Союза замполита первого батальона. Я влез на площадку и за каменным укреплением увидел два трупа, завернутые в плащ-палатки. Чуть оступился, потерял равновесие и оперся на стенку укрепления. Несколько камней скатились на лежащие трупы. Я горько посетовал: «Парни и без того так капитально пострадали, а я еще и камнями их придавил». Вдруг один из «трупов» сдергивает плащ-палатку: «Ты чего, сука, не видишь?!» Правда, второй оказался настоящим трупом, рядом с которым и лежал офицер, убитый усталостью. Его-то я и разбудил.