ЧЕЛЯБИНСК, "ОФИЦЕРЫ РОССИИ", ЧЕЛЯБИНСКОЕ РЕГИОНАЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
МЫ ЖИВЕМ В ВЕЛИКОЙ СТРАНЕ, ИМЯ КОТОРОЙ - РОССИЯ!
телефон приемной
8 (351) 260-85-83

Материалы

После отца

12.09.2016
IV Юношеский турнир памяти А.Рахлина.  Санкт-Петербург, 28 мая 2016 г. Фото Д. Челяпина
IV Юношеский турнир памяти А.Рахлина. Санкт-Петербург, 28 мая 2016 г. Фото Д. Челяпина

Представляем Михаила Рахлина, младшего сына одного из основоположников Ленинградской школы дзюдо.Михаил Анатольевич, видимо, с самого рождения был рядом с отцом на ковре и теперь продолжает его дело в качестве «коврового тренера» и руководителя Клуба дзюдо «Турбостроитель», а также незаурядного организатора масштабных спортивных форумов, что мы увидели собственными глазами. Но все-таки его главная ипостась – быть сыном своего отца. Это немереная нагрузка, немереная… Михаил решился говорить откровенно и ответить на один, но, безусловно, важнейший для каждого мужчины вопрос: «Насколько изменился мир после ухода отца?..»

***

Михаил Рахлин. Санкт-Петербург, 28 мая 2016 г. Фото М. Шевелева
Михаил Рахлин. Санкт-Петербург, 28 мая 2016 г. Фото М. Шевелева

С того момента, как не стало отца, жизнь кардинально переменилась. Отец ведь принадлежал не только мне, семье, его родным по крови – он принадлежал огромному количеству разных людей, причем в неменьшей степени, чем самым близким. Такова участь многих больших тренеров и педагогов, но здесь особый случай, поскольку отец являлся наставником ряда весьма известных людей и фактически сам был публичным человеком.

Нам стало трудно. Помимо тяжелой утраты и чрезвычайного эмоционального удара вдруг накатил мощный поток информации, замкнулось огромное количество человеческих отношений. И надо было устоять, держать себя в руках, не закрываться от людей, мол, не трогайте, это только наше, семейное. Отец ведь действительно был дорог очень многим.

Прощание с таким человеком – серьезное событие, сложная церемония, масса людей, организационных проблем, много-много всего. Надо всё контролировать, быть адекватным, точным в решениях и действиях, не позволять себе ни одной живой эмоции – иначе можно не удержаться, выплеснуться через край.

Несколько дней после прощания я был весь в себе. Внешняя жизнь казалась какой-то параллельной реальностью, с которой надо выстраивать уже новые отношения. Через день я уехал на тренировочные сборы к своим ребятам, что стало для меня спасением: надо было двигаться, работать, делать свое дело.

***

Незадолго до ухода у нас с отцом состоялся разговор. Видимо, он всё уже ясно понимал. А может, просто захотел поговорить со мною, что случалось, прямо скажу, нечасто в нашей жизни. Он сказал: «Миша, всё, что разные люди не могли высказать мне в глаза и как не смогли поступить со мной, – скажут тебе и поступят с тобой…»

Отец был прямым человеком, никогда никакой выгоды не искал, а делал только то, что считал правильным и справедливым в каждом конкретном случае, невзирая на лица, что, как правило, не приносило ему ни положительных эмоций, ни друзей, ни лавров.

Что ушло вместе с ним? Точка опоры. Вот ты попадаешь в сложную, тупиковую ситуацию. Тебе кажется, будто всё рушится, земля уходит из-под ног, внутри тяжело, неразрешимо… Подойдешь к отцу, присядешь с ним рядом на минуту – где-то на работе или дома, что-то спросишь, он откликнется…

И больше не нужны никакие лишние слова, подробности: ты вдруг сам понимаешь, какая это была ерунда, мелочь, пустое. Он когда-то пережил подобное, прочувствовал, прошел. И от него всё будто передается тебе – тут и сам видишь, понимаешь, что все твои межгалактические проблемы вполне разрешимы. Ну успокойся, потерпи, и всё образуется.

Мы с отцом никогда не были особенно откровенными. Между нами была дистанция, никакого панибратства, амикошонства. За всю взрослую жизнь было всего две-три ситуации, когда мы с ним говорили предельно откровенно. Однажды в очень сложной для меня ситуации я спросил его в лоб: «А как бы ты поступил?» И его ответ запомнил на всю оставшуюся жизнь: «Миша, не знаю, как бы я поступил на твоем месте, но точно знаю, как бы не поступил. В жизни каждого бывают судьбоносные моменты, когда надо делать выбор. Я бы никогда не предал, не подвел, а ты решай сам, в данном случае помочь тебе не могу…» Мне было достаточно этих слов.

Еще один важный разговор с отцом состоялся в больнице, когда ему сделали операцию на сердце. Тогда он сказал то, чего я не мог от него ожидать в принципе: «Миша, прошу тебя подумать о себе. Надо хоть немного отдыхать. Нельзя всю жизнь только работать…» Это говорил человек, который сам о себе никогда не думал и по большому счету ничего не видел в жизни, кроме своих учеников и ковра…

Но, повторяю, таких откровений было немного. Да, вот еще одна история, когда мы стояли с ним во дворе перед только что построенным новым зданием нашего клуба. Отец был очень взволнован, видимо, испытывал такой редкий для него эмоциональный прилив, и вдруг он говорит: «Миша, ладно, скажи, что ты хочешь, я постараюсь что-то сделать для тебя, я попрошу…»

Я был очень тронут: «Папа, на то, что мне сейчас нужно, ты уже не сможешь сильно повлиять, теперь это всё зависит только от меня…» А мне нужно, чтобы новые залы заполнили как можно больше мальчишек и девчонок, чтобы всё задвигалось, заработало. Тогда и я буду нужен.

***

Сегодня резко возросла наша с братом ответственность за всё сделанное вместе с отцом. Еще за то, что он хотел сделать, о чем мечтал, а мы уже сами довели до ума: школу, клуб, еще что-то… Думаю, он был удовлетворен, что мы с Женей пошли по его дороге, правда, никогда не говорил об этом вслух и никогда не хвалил нас. Но я точно знаю, некоторым близким друзьям отец признавался в моменты откровений, что благодарен судьбе за такой подарок. Возможно, выбор сыновей согревал, успокаивал его душу перед уходом.

А.С. Рахлин с сыновьями. Фото из семейного архива
А.С. Рахлин с сыновьями. Фото из семейного архива

Хотелось бы, чтобы сейчас, когда прошло уже три года, отец посмотрел бы на нас со стороны, узнал про наши рабочие планы на будущее и убедился, что сыновья не свернули с его пути. Более того, в нашем роду буквально все, включая детей, неравнодушны к общему делу. Отец ушел физически, но все равно с нами, и всё больше и больше. Но я не то чтобы перед ним отчитываюсь, а просто чувствую, что он как будто рядом…

Я изначально был готов к тому, что мне придется делать и за что отвечать, поскольку всегда аналитически оценивал жизнь разных людей, судьбу отца, наших родных и собственную жизнь. Я вырос максималистом, потому как с раннего детства меня приучили: за что бы ни взялся – надо довести начатое до конца и не начинать следующее. Важное дело или неважное, но пока не закончил одно, нельзя браться за другое.

Не могу сказать, что сейчас во мне вдруг пробудилась какая-то дополнительная энергия, связанная с ответственностью за наше дело, за людей, за будущее. Скорее произошло сосредоточение той энергии, что есть во мне и которую я не имею права распылять попусту. Теперь у меня нет права на ошибки… Просто больше некому поправлять, подсказывать, доделывать за мною. Поэтому я должен все свои силы и энергию точно распределить буквально по минутам, по часам, по конкретным делам.

А еще накладывается то, что отец сам выполнял большой пласт работы и сильно переживал за российское дзюдо. Сегодня его стезя стала моей и его боль стала моей. Многое из того, что происходит в российском дзюдо, мне кажется неправильным. Это еще мягко сказано. Стирается память о прошлом. Забывается вся история нашей борьбы за сорок лет существования отечественного дзюдо! Сколько у нас великих имен, легендарных борцов, тренеров, судей, руководителей, организаторов дзюдо! Кто сегодня чтит память ушедших, заботится о ветеранах? Единицы.

В какое-то лихое одночасье у нас буквально стерлась историческая память. С помощью пресловутого пиара современному поколению спортсменов навязываются новые материальные, корыстные смыслы. Я это воспринимаю крайне болезненно. Но, как сын Анатолия Рахлина, я не имею права вспылить и высказать всё, что думаю о тех или иных влиятельных функционерах от спорта. Вспылить – легко и просто, но для меня непростительно. Так ничего не достигнешь.

У нас есть свои ценности, свой опыт, свое понимание пути. Доказать, что ты лучше, можно двумя способами. Первый: обличить неприятеля, смешать его с грязью, а самому на таком фоне выглядеть чище, праведнее. Второй: своими хорошими делами, успехами показать, что ты сильнее, лучше, – и, как говорится, люди к тебе потянутся.

Кстати, желательно не молчать и говорить о достойных делах и проектах. Но, как правило, нормальные, честные люди делают свое дело молча в отличие от записных пустозвонов. И отец так жил, ему было жалко тратить время на презентацию своей работы. Но я думаю, не надо этого стесняться – иначе просто отстанешь. И тогда восторжествуют беспринципные деятели разного калибра, безмерно надувающие щеки от любой мелкой затеи, умело преподнесенной каким-то грандиозным успехом.

***

Перед моими глазами отцовский дневник, сохранивший его записи с начала 1960-х годов, когда он набрал свою первую группу самбистов. В дневнике самые разные события, соревнования, победы и поражения всех его учеников: здесь про Аркадия Ротенберга, а тут про Женю Ефремова… Это значительная часть истории Ленинградской школы борьбы, тут вся тренерская карьера отца, судьбы его учеников.

Иногда ко мне приходят какие-то люди – мол, мы когда-то боролись… Хорошо, давайте посидим вместе, полистаем дневник, где отмечен каждый спортсмен, каждая его победа или поражение. Смотрим первый набор 1964 года: Владимир Путин, мастер спорта, а дальше полный перечень всех его схваток буквально на всех уровнях от разрядников до мастеров.

Следом другие мастера: Валентин Степанов, Николай Кононов, Александр Бородулин, Василий Шестаков, Георгий Куковеров, Владимир Соколов, Петр Тарханов, Станислав Окомин… десятки, сотни имен! Отец упомянул каждого, кто прошел через его руки от первого набора и до 2002 года, когда он ушел в сборную страны. Вот последняя запись, сделанная на сборах в 2003 году. Это – первоисточник! И тут уже никто никого не обманет.

Я не чиновник, не предприниматель, я – тренер, сын своего отца и свободный человек. Поэтому могу заниматься серьезным делом и совершенно спокойно общаться с самыми разными людьми. Недавно мы снимали документальный фильм об отце, для которого записали два интервью с братьями Ротенбергами. Младший – Борис Романович – человек открытый, он эмоционально и искренне делился своими воспоминаниями. Старший – Аркадий Романович – человек сдержанный и однозначный в суждениях. Признаться, я не ожидал услышать от него некоторых откровений. Заметно, что сейчас, в силу своего опыта и ответственности, они на многие вещи смотрят по-другому.

Кстати, отец в последние годы нередко писал, вспоминал молодые годы, но не только… В его записях много такого, что мне надо переосмыслить, извлечь уроки, чтобы не повторять его ошибок. И мне самому хотелось бы сосредоточиться и написать большую, правдивую книгу об отце, о том времени, о его соратниках и учениках, о Ленинградской школе борьбы.

Честная книга – пусть даже о судьбе одного человека, о его современниках и о каких-то знаковых событиях – может быть реальным вкладом в отечественную историю и культуру. Конечно, уровень и значимость подобного издания зависят от масштаба личностей, места действия, эпохи. А ведь текст есть залог вечности. Действия правителей и воителей определяют жизнь и смерть людей, а текст их увековечивает.

Мы сняли документальный фильм об отце и людях, которые его окружали на протяжении жизни, но я не хочу сейчас создавать какой-то культ того поколения. Моя задача – реконструировать историческое время от Ленинградской блокады до наших дней. Удивительно, но никто из наших близких родственников не погиб в блокаду. Надеюсь, родной брат отца – мой дядя – поможет объяснить этот феномен. Тем более что он очень искренний человек.

Во время блокады братьев разделили, отдали в разные семьи, чтобы можно было выжить, и поэтому у них совсем разное воспитание и понимание жизни. У моего дяди техническое образование, он участвовал в разных крупных проектах, строил Байконур… У него иной, чем у отца, взгляд на всё пережитое. Тем драматичнее может получиться повествование.

Хронология отцовской жизни в принципе отражает этапы нашей послевоенной истории. Первый: блокада, служба в армии. Второй: тренер по самбо, переход в дзюдо, создание своей школы. Третий: кризис тренерской карьеры после Олимпиады-1980 и «лихие девяностые». Наконец, работа в сборной страны в 2000-е годы... Время не остановить, отцовское поколение уходит, надо успеть наговориться с людьми...

Вот такой памятник я хотел бы поставить своему отцу – Анатолию Семеновичу Рахлину.

***

В мае 2013 года отцу исполнилось 75 лет. Мы – человек тридцать, самые близкие – собрались в нижнем зале. В кругу очень важных персон я не осмелился взять слово, а просто смотрел на них и думал… Каждый из приглашенных был связан с отцом несколькими десятилетиями жизни. И каждый относился к нему по-своему, по-разному: кому-то он был очень дорог, кто-то его боялся, кто-то хранил обиду… Все по очереди выступали, что-то вспоминали, пытались как-то сформулировать свое сложное отношение к юбиляру.

И когда они говорили, я ловил себя на том, что в каждом из них видел частичку отца. Вы, мол, Анатолий Семенович, очень жестко, строго нас воспитывали! А он им в ответ: посмотрите на себя, вы сейчас живете за счет той закалки, вам легче справиться с реалиями жизни после ухода из спорта. Кто-то из вас успешно реализовался в бизнесе, кто-то в политике или на государственной службе – и все остались лидерами…

Отец был жестким, беспощадным, прежде всего к самому себе. И, конечно, больше всего «досталось» именно первому набору секции самбо. Тогда отец только вернулся после четырехлетней службы в морфлоте, своей семьи у него еще не было, а были только ученики. Первые ученики – это особая стать. Среди них Владимир Путин, который в отличие от других очень кратко сформулировал свое отношение к Анатолию Рахлину в фильме, посвященном его памяти: «Я просто его любил…» бк

А.С. Рахлин и В.В. Путин.  Магнитогорск, 9 декабря 2000 г. Фото Е. Рухмалева
А.С. Рахлин и В.В. Путин. Магнитогорск, 9 декабря 2000 г. Фото Е. Рухмалева

Читайте оригинал публикации на сайте "Бизнес и культура"